Прогулки вдоль линии горизонта (сборник). Ирина ЛиствинаЧитать онлайн книгу.

      Ты – небо-убежище,

            отклик неразделённый,

      дверь закрыта в стене

      и не хочет открыться.

      (Отзвук стены ключу нами потерян).

      Ты – просто крыша на небе,

            под ней лишь одна стена.

      Ты отошёл от стены… И нет ответа

      от колыбельной купели и до разверстой —

      где Ты? Откуда Ты?

      Ты – отторжение и откровенье.

      Дом (но ничуть не от мира),

      крыша – небо – стена…

      Ты далеко за стеной,

      но я-то под крышей Твоей.

      Ты – еле видимый свет.

      О, как долги блужданья в эфире

      гроз и дождей световых,

      сжигающих, животворящих.

      Мольба, ожидание – ключ?

      И опять нет ответа,

      музыка сфер и круг обжигаемой плоти

            от дуновенья – до грома?

      Любовь, что скорченной розой

            к стене припала,

      сорвана ветром с портала.

      Ты —

      это прибежище и от Тебя.

      Бесконечен

            гармонический ряд отражений

      Ты – я – стена,

      сходящийся на небе в точку

            Ты – это…

      Нам мир представлений —

      лишь телеящик цветной,

      в котором недолго мы длимся,

      мы – силуэты и тени, мы – маски и лица.

      Как нам постичь:

      «От Адама вершится суд, плач,

            и обряд поминальный,

      чрез воскрешенье

            в живых[16]

      до воскресенья из мертвых»

      Да будет так. Да исполнится

            воля Твоя.

      А малое «ты»

            так похоже на белку,

      на воробья, что клюнул-кивнул, улетая,

      Но, как и небо —

            сетей, да и мелкой

      не терпит оно суеты.

      Луч лишь оно, а не пламя,

      и медля над нами,

      в тумане морском рассветает.

      Путь зрительный, путь нервный, слуховой

      и к мiру не приросший образ Твой.

      Наш косный путь,

      пусть костный, млечный пусть

      И Твой, не вобранный в земную плоть,

      не пропитавший чёрствый сей ломоть. —

      В кость чёрную, ни в голубую кровь

      не вдуновенна[17] с жизнию любовь.

      Равно чужда и мiру, и уму,

      родна нам чудом вопреки всему, —

      как голос, что стоит на всём пути:

      «Простишь ли нас? Прости меня!.. прости…»

      …

      Золотистый,