Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть седьмая. Нелли ШульманЧитать онлайн книгу.
Она не собирается рожать мамзеров…, – такого Советский Союз не мог позволить:
– У нее рука не дрогнет, – подытожил Эйтингон, – значит, от нее надо избавиться раньше, чем она найдет бывшего мужа…, – он взял еще одну фотографию. Внизу написали, на иврите:
– Кибуц Кирьят Анавим, Суккот, 1943 год. Поздравляем с праздниками…, – две еще нескладные, длинноногие девчонки, в шортах и рубашках, стояли у входа в сукку, держа корзины с фруктами. Эйтингон взглянул на девушку слева.
Янтарь белой королевы, на шахматной доске, будто светился. По описанию, присланному мальчиком, Наум Исаакович знал, что у нее рыжие волосы. Распущенные локоны девушки падали ниже талии. Бесконечные ноги уходили под короткие шорты, рубашка натянулась на высокой, большой груди:
– Ей пятнадцать лет…, – Эйтингон улыбался, – а Яша дурак. Понятно, что до войны доктор Судаков дал ему от ворот поворот. Он взрослый мужчина, со сложившимися взглядами. Даже пробовать больше не стоит, если он не погиб, если мы его найдем. Она…, – Эйтингон взял паркер с золотым пером, – она девочка, юная. Впечатлительная, решительная, плоть от плоти Израиля. Она нам и нужна…, – перевернув снимок, он задумался. Повертев белую королеву, Наум Исаакович вспомнил уроки в гимназии:
– Конечно. Царица Шломцион…
Он написал, четким почерком: «Саломея».
По дороге в беседку комиссар госбезопасности Журавлев забрал у дежурного по резиденции вечернюю почту. Вопреки мнению Эйтингона, Журавлев не стал задерживаться в номере. Как любой мужчина, в долгой командировке, он посматривал на артисток, но при начальстве и товарищах по партии требовалось вести себя, как подобало большевику. Кроме служебных конвертов, фельдъегеря доставили и личное письмо. Распечатав его, Михаил Иванович пожалел, что закончил разговор с Наташей.
На Первомай он заглянул в столицу. Жена с дочкой вернулись в Москву после эвакуации. Журавлев занимался организацией фильтрационных лагерей на освобожденных территориях и арестами фашистских пособников. Последних оказалось столько, что лагеря трещали по швам. Комиссар подозревал, что большая часть доносов, получаемых НКВД, написана из желания получить себе домик соседа, однако они арестовывали людей даже за пользование карточками на продовольствие, выданными фашистами. Как замечал Журавлев, выбора людей никто не лишал. Они могли успеть эвакуироваться или уйти в партизаны.
На совещаниях он стучал кулаком по столу:
– Любой, кто добровольно остался под пятой фашистов, любой, кто не сражался с оружием в руках против гитлеровцев, является врагом советской власти. Даже матери с детьми…, – гитлеровских подстилок отправляли в лагеря тысячами. В каждом городе и поселке Красная Армия находила фашистское семя, как называл таких малышей Журавлев. Потомство у матерей изымали, посылая в детские дома. Женщины получали десять лет лагерей, за измену Родине. Отступление немцев сопровождалось бегством