Любаха. Рассказы о Марусе. Марина ВажоваЧитать онлайн книгу.
Уговаривала её Любаха в долг дать, всё равно ведь не ест – ни в какую. Визжит, злые слёзы из глаз так и текут, руками-спичками за подушку держится и трясётся. Ничего не стоит у неё всё забрать, да жалко Нинку. Хоть и старшая она, но с детства какая-то малахольная, видно, от мамки легкие слабые, всё по больницам и санаториям. Так что они в одном классе учатся, хотя Нинка на три года старше. Вернее, учились, теперь какая школа… Они погодки: Нинка, Настя и Любаха. Батя всё мальчика хотел, а после того как три девки родились и мамка болеть начала, свои мечты оставил, на работе «горел».
Теперь Любаха, хоть и самая младшая, но самая главная. На ней весь дом держится. Нинка долго не протянет, она уже второй день сухая лежит, не ест, не пьёт. Как помрёт, они с Настей склад под подушкой поровну поделят и наедятся, может, хоть раз. Только когда это ещё будет, а есть сейчас так хочется! Думается, вот только бы один разок до отвала наесться, а там можно и опять поголодать. Лишь бы паёк увеличили.
Ходят слухи, что американцы второй фронт откроют, тушёнки и рыбных консервов навезут. Прямо с самолётов скидывать мешки будут – вот потеха! Мешки летят, как бомбы со свистом, а ты и рад. Говорят, в железных банках леденцы монпансье. А банок таких – несколько вагонов. Это всё Любаха в очереди за хлебом наслушалась. Там и не такое рассказывают. Еле достоишь до своей пайки, тут же на месте и съешь. Остальное сёстрам несёшь с тяжёлым сердцем, ноги совсем перестают двигаться.
Раньше им Лену́шка карточки отоваривала, но за это они отдавали ей весь табак. Она пристрастилась курить, чтобы голод заглушать, да только ведь табак можно на хлеб поменять или на сахар. Так что теперь Любаха сама продукты приносит. Ей всё равно не лежится, в голове как будто шарманка крутится, ноги сами куда-то идут. А Лену́шку на торфоразработки забрали, она теперь в военной форме и дома почти не бывает. Они, Саватеевы, все такие – везунчики. Хоть и родня, но с гонором. Лену́шка среди них ещё самая добрая и весёлая, а остальные в эвакуацию уехали и самовар с собой взяли. Последний самовар был, и тот увезли…
– Чёрт длинный, чего без толку студишь комнату, житья от тебя нет!
Что-то Настя сегодня не такая бойкая, и голос слабый. Самое поганое дело – лежать. Если залёг – конец близок. Так все говорят, только потом сами и ложатся. Глаза такие стеклянные становятся, неподвижные. Даже не верится, что ещё на прошлой неделе про Самарканд рассказывали, тоже туда собирались, как только блокаду прорвут. Это соседка, тётя Вера. Осталась квартиру сторожить, да неделю назад на саночках медбрат её вывозил, в простыню закутанную. Еле видно, что человек лежит, будто тоненький матрасик.
Любаха ни за что не ляжет. Утром, ещё затемно, она воды принесёт с Ковша – самая близкая прорубь, её курсанты-матросики пробивают. Потом по пустым квартирам порыщет – где ещё мебель какая осталась или книги, чтобы печку-голландку затопить. Они теперь в одной комнатке крёстной живут для экономии тепла. Как затопит, согреется