По закону меча. Мы от рода русского!. Валерий БольшаковЧитать онлайн книгу.
баням не хаживали, им было велено блюсти чистоту не телесную, а духовную, приуготавливая себя к райским кущам. А пока они топтали землю грешную, устраивали парадиз для паразитов, для насекомых, для крыс и прочей заразы…
Неожиданно внимание Олега привлекли громкие крики, злорадные и негодующие. Завернув за угол обшарпанной термы, он увидел толпу обозленных горожан и понял, что попал на самосуд.
Небольшая площадь между римскими банями и грузной часовней была полна народу. Народ бушевал вокруг столба, который линчеватели деловито обкладывали хворостом. В толпе попадались священники, узнавались торговцы, но больше всего топталось заезжих крестьян и городских босяков, равно жадных до хлеба и зрелищ. Все сословия гудели едино:
– Выжечь их, как ос!
– Давно пора было…
– Да сколько ж можно терпеть?!
– Ох, недаром с их двора серой несло!
– Господи помилуй! Господи помилуй!
– А тетке Эрмоаре кто на тень наступал? Она ж, Инграда проклятая! Эрмоара и померла!
– Господи помилуй! Господи помилуй!
– Давно бы уж спалили это отродье бесовское!
– А мне еще Варимберт Кривой сказывал… да знаешь ты его! Брательник он Тевдольду с Верхней улицы.
– А-а… этот. Ну как же!
– Вот… Так он сказывал – Инграда в дымогон вылетала верхом на черном коте!
– Да-да-да! Уж-жасающий! Ростом с собаку, глаза огромные и горят, язык кровоточивый и до пупа свисает, а хвост, наоборот, короткий такой и твердый, да так задран, что на ходу тварь эта казала всю свою гадостную промежность – туда еще эти… как их… адепты Сатаны устами прикладываются, когда учиняют свои радения! Так-то вот!
– Да ты что?!
– Вот те крест! В искрах вся, в дыму, хохочет по-бесовски, а у кота глаза как плошки, красным светятся, и пламя пыхает из пасти!
– Господи помилуй! Господи помилуй!
Олег протолкался в первые ряды и стал рядом с каким-то клириком, сухим и пожелтевшим старикашкой, здорово смахивающим на мумию. На нижнюю рубаху и брэ клирик надел белый стихарь-альбу, своего рода тунику. Поверх альбы его облачала еще одна туника, тоже белая, но более короткая и прямая – далматик. Рукава далматика были широкими, а разрезы по бокам открывали вышивку альбы. На шее клирик носил льняной наплечник-амикт, со шнурками по углам, а поверх далматика лежала стола-епитрахиль, длинная льняная лента, украшенная золотой нитью. Стола отличала разные разряды клира – дьяконы носили ее через плечо по диагонали, епископы оборачивали столу вокруг шеи так, чтобы концы ее ниспадали прямо. Старикашка оказался простым священником – он перекрещивал ленту столы на груди.
– Слыхал я, – осторожно склонился к нему Олег, – нынче Инграды черед пришел? Ведьма она, что ли?
– Истинно так! – Клирик аж подался к «своему» (видать, страдал словесным недержанием) и зачастил: – Нечисто, ох, нечисто с этой девицей! Лекарка она, травница, но глаз у нее плохой, ох, плохой! Уж сколько раз у соседей ее скотина дохла, а весною