Колыбель Иуды. Юрген АнгерЧитать онлайн книгу.
дяди Ник-Нэка
– Дядя Ник-Нэк
Дорога перед домом, пыльная, широкая, с разливанными лужами, бежит до церкви, до колоколенки, мимо русского кладбища. Телега с попом и поповной, перекосясь, объезжает лужи, и гуси плещутся в мутной воде. Караульный, вооруженный удочкой и ведром, неспешно собирается на рыбалку, на кладбищенский пруд:
– Пойду порыбачу, повара твои, барин, давно уж там, Жано с Матюшкой. Ты ведь не сбежишь от нас пока, сиятельная милость?
Сиятельная милость лишь пожимает плечами:
– Куда?
У крылечка скамейка, и с этой скамейки – видна дорога, вся, до самой колокольни, со всеми ухабами и придорожными репьями. Поповская телега все дальше и дальше, вот поворачивает она к колоколенке и – никого.
– Ты все ждешь, что однажды прискачет всадник? На лучшей в городе лошади? – доктор присаживается рядышком на скамейку. У него пыльные колени. И траурные ногти, что для доктора – моветон.
– Всадник на лучшей в городе лошади… – иронически повторяет ссыльный Левенвольд, – говорят, он уже в Ярославле. Со всем своим табором. Нет, Бартоло, при встрече мы с ним даже и не узнаем друг друга. Обрати внимание, у тебя грязные руки.
– Чистые руки, но грязные ногти, – поправляет доктор, – что для Соликамска вполне comme il faut. Здесь так носят, Рейнгольд. В этом краю чудесная почва, глинистая, сухая, неподвластная ни кирке, ни лопате.
– И ты пытался от безысходности – когтями? – поднимает брови его собеседник.
– Нет, мой друг. Ждал, когда силы небесные снизойдут до нас, грешных, и все смотрел на дорогу. В ожидании ангела благовещения, – ядовито отвечает доктор.
– Тогда вот тебе один, – Левенвольд грациозно кивает. По дороге спешит толстячок, в немецкой одежде, с мудреной заморской удочкой. Гуси так и разлетаются у него из-под ног. Повар, один из двух.
– Матье, где ваш коллега? Забыт на пруду? – интересуется доктор. Матье заводит глаза, переводя про себя – с немецкого на французский. И отвечает, медленно подбирая немецкие слова:
– Жано остался беседовать с солдат…
– Не говори с ним, говори со мной, – по-французски просит Левенвольд, и Матье облегченно вздыхает, – Иди-ка сюда, ко мне, – приглашающий шлепок по сиденью скамейки, – Рассказывай, что у тебя?
– Новости о мадам, – Матье тянет шею и шепчет – на ухо, – от кучера господ Строгановых. Мадам уже отправили из Петербурга, но все очень медленно, они проедут через нас – дай бог, в ноябре. И дальше в Сибирь, в Селенгинск. Господа обещали, что вы с ней увидитесь. Если не изменится ничего к ноябрю…
– Ничего не изменится к ноябрю, – вздыхает Левенвольд, – разве что земля замерзнет. Мадам – идиотка, но я рад буду с нею увидеться. Жаль, не смогу поговорить… – и усмешка, ядовитая и одновременно жалкая, на мгновение превращает его лицо в гримасу. Бедная девочка… Прежняя метресса пыталась передать ссыльному весточку, невинную записку – и вот бедняжка уже едет в Сибирь, без языка,