ПРЕФЕРАНС ТОЛСТОГО – ФАРАОН ШЕКСПИРА. Владимир БуровЧитать онлайн книгу.
Вторую Скрижаль Завета! – Поля или, что тоже самое:
– Сцену, – которую не может увидеть больше никто, кроме человека, ибо она не видна Невооруженным глазом.
А вооруженный глаз – здесь считается Артефактом, выдумкой, попросту говоря. Как в Книге Войнича нарисованный цветок исследователи интерпретировали:
– Как детский, – но так как он помещен на очень дорогой коже – предположили:
– Леонардо Да Винчи, наверно, эту Книгу 15-го вера расписал. – Оказалось – нет, Леонардо не совпал по времени.
А то, что это Неправильный цветок, расположенный недалеко от приборов точного видения – микроскопа – не посчитали нужным совместить, что:
– Художественное произведение – точнее микроскопа, который видит только Статью, Ветхий Завет, а деление мира на Сцену и Зрительный Зал наблюдать:
– Не может.
Считают и сейчас, что Театр, Роман – это только переложение постановлений партии и правительства в понятную простым рабочим и крестьянам:
– Занимательную форму.
И это правильно, да, правильно, – как иногда упрямо утверждается, но только в:
– Телевизоре, – где именно это и только показывается, однако:
– Нарочно. – Сцена есть, толку никакого – не используется по назначению, а только и именно, как трибуна съезда просве:
– Тителей, – что:
– А знаете, мы в бога не только не верим, но так, как были после 17-года против – такими мы и:
– Остались.
И не просто идет плытиё по инерции, а ведется очень активное сопротивление вере в:
– Бога.
Печаль Ромео и Джульетты не в том, что они умерли, а в том, что мы:
– Здесь остались.
Видеть по-христиански – значит – не только видеть обратное тому, что показалось с первого раза, как, например, в Станционном Смотрителе Пушкина, что Дуня – это, оказывается, Персефона, и она приезжает к нему на могилу вместе с шестью барчатами – каждые шесть месяцев – и Москою – псом подземного царства Цербером, но и сам предыдущий фон этой картины – видимый невооруженным глазом рассказ о похищении-бегстве дочери от отца с офицером – они рядом, существуют вместе, но как изображенные здесь же, в Станционном Смотрителе четыре картинки, показывающие:
– Историю Блудного Сына, – он есть, но в другом времени, что, да, соотносятся, но именно необычным образом, – а как:
– Сцена и Зрительный Зал, – а этот ЗЗ ошибочно думает, что Это, эта Сцена, к нему вообще не причастна.
Лев Толстой:
– Ни хрена всё равно не понимаю.
Ладно, продолжим.
Четвертое действие, Толстой говорит, что мысли у героев Шекспира – в данном случае у ослепленного герцогом Корнвальским Глостера – зарождаются:
– Или из созвучия слов, или из контрастов, – и называет это:
– Тем особенным шекспировским языком.
Глостер идет без глаз и говорит, как специально для Толстого, что:
– Споткнулся тогда, когда