Банга-Любанга (Любовь Белозерская – Михаил Булгаков). Елена АрсеньеваЧитать онлайн книгу.
н, чьими страстями упивается Достоевский, чьим первым поцелуем украдкой любуется Толстой, кого всю жизнь нежно обожает Тютчев и к чьим ногам слагают сердца герои Тургенева… Главное – глубина чувств, тайна, а не праздное любопытство!
Ну что ж, а мы – мы полюбопытствуем и заглянем в эту глубину, приподнимем покров этой тайны: любви или ненависти творцов к своим музам.
Банга-Любанга (Любовь Белозерская – Михаил Булгаков)
В стеклянную дверь под огромными светящимися буквами, которые складывались в два слова: «Folies Bergеrеs», – одна за другой вбегали девушки. И все, как чудилось Любе, прехорошенькие, все дорого и модно одетые. Меховые воротники, задорные шляпки и шапочки, низко надвинутые на лоб, перестук каблучков, бодрое качание сумочек в руках… Неужели всем этим девицам тоже нужна работа? Или они уже приняты? Поэтому так нарядны, так уверены в себе…
Люба тряхнула головой, пытаясь стряхнуть с волос меленькие колючие снежинки. Снег в Париже – это такая редкость! Дождило целую неделю, а тут вдруг… Но не холодно, совсем не холодно – даже без шапочки, без перчаток, даже в простеньком драповом пальтишке без всяких мехов. Снег в любую минуту может растаять: вон на углу Фобур Монмартр застыл художник с мольбертом, торопится запечатлеть чудо природы.
Любе захотелось вернуться и посмотреть, как он изображает Париж под снегом, но стоило переступить, как в туфлях ощутимо захлюпало.
Нет, некогда ей картинки разглядывать. Надо решиться – и войти в эту стеклянную дверь, куда то и дело вбегают разодетые красотки. Ей нужна работа, нужна – побольше, чем им! На мужа, кажется, нет надежды… уехал в Берлин, прельщенный слухами, что там открылась какая-то большая газета для русских эмигрантов, – и как в воду канул. Ни денег, ни вестей. Может быть, он уже бросил ее?
Не то чтобы Люба жалела об этом необузданном ревнивце, которому во время одной из кошмарных и совершенно беспочвенных сцен дала кличку Пума. Но все-таки… какой-никакой, а муж. Женщина непременно должна быть за кем-нибудь замужем! Непременно нужен какой-то человек, к которому можно прислониться в трудную минуту! Неужели снова, как там, в Киеве, когда ее бросил Финк, она останется одна? Но ладно, в Киеве подвернулся Илья Василевский, журналист, известный Любе еще по Петербургу и писавший под псевдонимом Не-Буква. А здесь, в Париже, что-то никто и никак не подворачивается… С другой стороны, кто может обратить на нее внимание, когда она бежит в этом простеньком пальтишке, в поношенных туфельках по тусклым улицам Пасси, где селятся одни лишь безденежные русские эмигранты? И шляпка у нее только летняя, соломенная, с дивными голубыми незабудками (знакомый художник Михаил Линский написал пастельный портрет Любы в этой чудной шляпке!), но какие могут быть незабудки в январе?! Нужно заработать денег, приодеться, приобуться. Нужно получить эту работу!
А может быть, она уже опоздала? Может быть, набор закончен и мест больше нет?
Люба, мелко перебирая замерзшими ножками и прижимая к себе свой сверточек, перебежала улицу и рванула стеклянную дверь с такой силой, что показалось – позолоченная ручка вот-вот оторвется.
– Поосторожней! – буркнул швейцар, грузно сидевший на стуле, с трудом поднимая глаза от газеты. – На просмотр? Проходите… Да не туда! – прикрикнул он досадливо, когда Люба нерешительно затопталась перед широкой мраморной лестницей, устланной ковром. – Под лестницу идите. А там по коридору и наверх. – И швейцар неодобрительно пожевал губами, глядя на мокрые следы, оставшиеся на мраморном полу.
Люба промчалась по коридору кенгуриными прыжками, стараясь как можно реже касаться пола, и на миг замерла перед дверью, за которой слышался оживленный девичий говор и звуки музыки.
– На просмотр? – выглянул на ее робкий стук тощий юнец в очках, сдвинутых на лоб. Люба улыбнулась ему, как старому знакомому, но он смотрел не слишком-то приветливо. Не узнал? Или просто так сильно озабочен? – Проходите, переодевайтесь – вон там.
Люба очутилась в просторном зале, видимо, репетиционной комнате. Ряды стульев были сдвинуты к одной стене, а на свободном пространстве под звуки пианино танцевали девицы в самых причудливых нарядах. Около маленького столика сидели тощая чопорная дама в черном, господин, похожий на английского пастора, и рыжий толстяк с неприятным лицом.
– Чего же вы стоите? – прошипел между тем юнец. – Быстро переодевайтесь, Квазимодо не любит ждать.
Потом Люба узнает, что Квазимодо прозвали рыжего – соглядатая, бывшего правой рукой дирекции.
– Да я просто так пришла, – вдруг испугалась Люба. – Просто посмотреть. Я не готовилась…
– Ничего, – нетерпеливо махнул юнец. – Нескольких тактов будет достаточно. Тут люди понимающие.
– Платье я принесла, а туфель нет, – покаянно пробормотала Люба. – А в этих я не смогу.
Юнец взглядом знатока окинул ее ноги, понимающе кивнул и показал в сторону:
– Вон там целая корзина туфель. И поскорей, поскорей!
Рядом без всякого стеснения переодевались девушки. Чем-чем, а стеснительностью Люба тоже не отличалась. Поэтому она спокойно