Пропуск в рай. Эдуард РусаковЧитать онлайн книгу.
машет тебе рукой?
Я всё видел, всё слышал, всё понимал.
И я всё помню.
Помню, как мне ставили болючие уколы, помню противный вкус манной каши, помню даже детскую песенку, которую любили распевать две девчонки из моей палаты. Никогда потом я нигде не слышал этой песни – но запомнил почти весь ее текст. Вот, пожалуйста:
– Как на горке, на горе-ре-ре
Стоял домик в серебре-ре-ре,
В этом домике жил дед-дед-дед,
Хорошо он был одет-дет-дет.
Красна шапочка на нём-нём-нём,
Вся расшита серебром-ром-ром…
Ну и так далее. Там еще было про лису:
– Вдруг откуда ни возьмися-мися-мися,
Появилася лиса-са-са,
Она с гордостью спросила-сила-сила:
«Вы откуда, господа-да-да?»
И так далее.
А потом я чуть не умер. Скарлатина осложнилась пневмонией – и, если бы не американский пенициллин, я бы умер. Так мне врач говорил, и мама тоже так говорила. У нас тогда своего, советского, пенициллина еще не было, вот американцы по ленд-лизу нам и подкинули.
– Скажи спасибо американцам, – подмигнул мне врач.
– Спасибо, – сказал я, оглядываясь – где же эти американцы?
Так американцы меня спасли. Правда, они же меня и чуть не сгубили – ведь через год я отравился американской тушенкой, и мама отнесла меня на руках в поликлинику. На этот раз меня спас наш знакомый врач, который сделал мне промывание желудка – и я воскрес. Помню руки этого врача – толстые пальцы, покрытые рыжими волосами. Помню картину, висевшую за его спиной на стене врачебного кабинета: «Расстрел бакинских комиссаров». Больше я эту картину никогда нигде не видел.
Помню, как, начиная с первого класса, я каждое лето проводил в пионерском лагере, за городом, под Сопкой. Мы ходили в походы, играли в разные игры, жгли костры и пели:
– Чайка крыльями машет,
За собой нас зовет.
Пионеры, друзья и товарищи наши,
Собираются в новый поход!
Плывут, плывут, плывут
Над нами облака!
Зовут, зовут, зовут
Привольные просторы!..
Ну и так далее.
А по вечерам, после отбоя, пионервожатая выключала свет, но мы еще долго не спали, мы рассказывали друг другу всякие страшные истории… Вот тогда я и начал впервые сочинять!
В лагере я очень скучал по маме. Помню, когда мама впервые собрала меня в лагерь, то положила мне в чемоданчик смену белья, зубную щетку, мыло, зубной порошок и свое полотенце с вышитыми ее инициалами. Я точно знал, что это мамино полотенце. И я этим полотенцем не вытирался, нет. Я держал это полотенце под подушкой, и каждый раз перед сном его доставал и прижимал к лицу, вдыхая мамин драгоценный запах. И при этом я тихонько всхлипывал и шептал: «Мама, мамочка… зачем ты меня сюда отправила? Обещаю тебе, что буду вести себя хорошо, буду слушаться… Забери меня поскорее!..»
Да, я был маменькиным сынком. У меня ведь не было папы. И про папу мне мама никогда ничего не рассказывала. И она запрещала