Кризисное обществоведение. Часть вторая. Курс лекций. Сергей Кара-МурзаЧитать онлайн книгу.
это перевести в плоскость социальную, то человек сам по себе не имеет права на жизнь, это право ему дает или не дает рынок. Это ясно сказал заведующий первой в истории кафедрой политэкономии Мальтус: «Человек, пришедший в занятый уже мир, если общество не в состоянии воспользоваться его трудом, не имеет ни малейшего права требовать какого бы то ни было пропитания, и в действительности он лишний на земле. Природа повелевает ему удалиться, и не замедлит сама привести в исполнение свой приговор».
Становление рыночной экономики происходило параллельно с колонизацией «диких» народов. Необходимым культурным условием для нее был расизм. Отцы политэкономии Смит и Рикардо говорили именно о «расе рабочих», а первая функция рынка состояла в том, чтобы через зарплату регулировать численность этой расы. Все формулировки теории рынка были предельно жестокими: рынок должен был убивать лишних, как бездушный механизм. Это могла принять лишь культура с подспудной верой в то, что «раса рабочих» – отверженные. Классовый конфликт изначально возник как расовый.
Историки указывают на важный факт: в первой трети ХIХ века характер деградации английских трудящихся, особенно в малых городах, был совершенно аналогичен тому, что претерпели африканские племена во время колонизации: пьянство и проституция, расточительство, апатия, потеря самоуважения и способности к предвидению (даже в покупках).
Огрубляя, обозначим, что коммунизм вытекает из идеи общины, а социал-демократия – из идеи общества. Разное у них равенство. В обществе люди равны, как атомы, как индивиды с одинаковыми правами перед законом. Но вне этих прав, в отношении к Богу они не равны и братства не составляют. Чтобы революционным путем создать общество на Западе, пришлось уничтожить, растереть в прах общину с ее чувством братства и дружбы.
В общине люди равны как члены братства, что не означает одинаковости (братья, за редкими исключениями близнецов, всегда различаются, даже по возрасту). Русский коммунизм исходит из совершенно другого представления о человеке, нежели индивидуализм, поэтому между ним и социал-демократией – не мост, а духовная пропасть. Она в философии бытия, хотя в политике можно и нужно быть союзниками и друзьями. Коммунисты могут вести дела, «как социал-демократы» – приходится приспосабливаться. Но думать, как они, коммунисты не могут[1]. Из этого вовсе не следует, что коммунисты лучше социал-демократов. Например, абсурдно желать, чтобы западные социал-демократы превратились в большевиков – это было бы катастрофой.
Что же касается западных коммунистов, то это (если не считать выходцев из анклавов традиционного общества, примером которых можно считать Долорес Ибаррури) – левое крыло социал-демократов, в котором сохранилась верность «призраку коммунизма» как мечте. Кризис коммунистов на Западе во многом порожден их наивной верой в возможность повторения пути советской России – при несоответствии большевизма западному
Разумеется, речь не идет о противопоставлении