Остальные – лишние. Елена БулучевскаяЧитать онлайн книгу.
защемило, в висках пульсировали быстрые молоточки, раздавался в ушах какой-то звон, не слышный больше никому, словно неподалеку разбилось вдребезги нечто стеклянное.
– Скажи, что ты не обижаешься, что мы останемся друзьями.
– Да пошла ты! Какими друзьями? Какими друзьями, ты, тварь? Ты трахаться хотела просто, да? Чтобы я тебе между твоими стройными ножками почесал? А теперь нашелся другой, у которого бабла побольше и шкворень потверже? И теперь Горик не нужен стал, да? Тварь ты, такая же, как и все! Правильно отец про баб говорит, что бляди вы все!
Шууух, щека неожиданно стала горячей. Юлька теперь глаза не опускала, теперь зыркала своими этими глазищами, потирала ладонь:
– Замолчи! Так ты все разрушишь! Все, что было, ты опускаешь на уровень, на уровень скотства! – Запнулась, сдерживаемые слезы-таки пролились, не дали договорить. Крутанулась на каблуках и пошла прочь.
Горик еще долго шлялся по парку, пытаясь избавиться от стука молоточков в висках и настойчиво преследующего его звука разбитого стекла. Хотелось орать, да так, чтобы все боялись подойти, убить кого-нибудь – желательно эту тварь. Напиться до потери памяти, разрушить что-то, чтобы отвлечься от этой боли, порезать руки, чтобы вытекающая кровь унесла пережитое. Уже стемнело, когда он вернулся домой. Отец храпел в зале, прикрывшись газетой, благоухал перегаром так, что шибало в нос еще возле входной двери, мать шуршала на кухне. Спросила тихонько, будет ли ужинать, Горик отказался, закрылся в своей комнате и сидел до рассвета, вцепившись в тот самый халат, что надевала Юлька тогда, столетия назад. Халат так и не видал воды, поэтому все еще едва заметно источал ее запах… Уже на рассвете Горик задремал, и халат выпал из его рук, мягкой кучкой упав рядом с креслом.
Пришло недоброе утро. Похмельный отец жужжал, как рассерженный шмель, мать молча накрывала завтрак, стремясь побыстрее уйти на работу. А Лев Борисыч завтракал долго и обстоятельно, звучно швыркал горячий чай. Мать крутилась, крутилась по кухне, да и не выдержала:
– Некогда мне тут с вами околачиваться, Зинка опять ворчать будет, что опоздала. Сами уберете со стола, пошла я.
Отец шлепнул мать пониже спины:
– Иди, иди, трудяга.
Мать медленно повернулась, зыркнула на папашку, благо тот, уткнувшись во вчерашнюю газету, не заметил. Горик заметил. Заметил тяжелую ненависть в материных глазах, подумалось, вот хорошо, что батя не видел, а то быть беде. К утру в висках перестали стучать молотки, стеклянный звон исчез. Боль не пропала, она притухла, спрятавшись куда-то до поры. Горик решил, что может, Юлька и права в чем-то, просто увидели друг в друге что-то непривычное, диковинку, вот и потянуло. А теперь – хрен бы с ней, тоже мне, красотка. Таких по улицам – вагон с тележкой, фифы и получше ножки раздвигают, их и уламывать не особо нужно. Отец прервал размышления:
– Ты чего замерз-то, ешь пошустрее, да пошли. Там работы не мерено.
Пока