Кладбище с вайфаем. Лев РубинштейнЧитать онлайн книгу.
слов родного языка. Причин для этой нелюбви я не назову, потому что сам их не знаю. Но это тем не менее так.
Например, меня совершенно корежит от слова “зарисовка”. Почему? Повторяю, не знаю. Во всяком случае, ничего плохого оно мне не сделало. И особенно огорчаюсь, когда его употребляют люди, мне милые и симпатичные.
Вот, допустим, скажет мне кто-нибудь со всей безусловно искренней доброжелательностью, что, мол, какая у вас чудесная зарисовка получилась. Я, разумеется, благодарю и смущенно шаркаю ножкой, а вот в том, что я в состоянии в тот момент полностью контролировать поведение собственных лицевых мускулов, я совсем не уверен.
Покуда главной, а то и единственной претензией ко мне, исходящей от различных комментаторов, является моя не вполне каноническая в наших широтах фамилия и покуда единственным пожеланием является пожелание мне переместиться в иные широты, я вполне могу чувствовать себя практически безупречным. Но не буду: я-то сам себя не настолько высоко ценю, как они. Я-то сам себя в отличие от них хорошо знаю.
“Здравствуйте!” – неожиданно и звонко произнес незнакомый человек, встретившийся мне на тротуаре. Я ответил, что здравствуйте, мол, тоже.
“Очень я ценю ваше поэтическое творчество!” – тоже звонко сказал, то есть даже почти что прокричал сангвинический этот незнакомец. “Спасибо”, – говорю я, слегка, как полагается, потупившись.
“Больше всего люблю у вас в стихах одно место! Сейчас вспомню какое. А! Вот: «Мы все равно победим тиранию!» Очень с вами согласен! Очень! Спасибо вам! Берегите себя!”
И он ушел, оставив меня одного под дождем с настежь открытым ртом и полным смятением в душе.
Но все равно – хорошо же побывать минуты полторы народным трибуном.
С утра пораньше мне в личное сообщение пришло небольшое, но яркое послание от неведомой мне поклонницы.
Приятное послание, не скрою.
Сначала – различные неизбежные “глотки свежего воздуха в этой затхлой атмосфере”. Ну, не буквально так, но похоже в целом.
А в конце – “Спасибо вам, большой красивый человек”.
Тут я окончательно приосанился и пошел смотреться в большое зеркало в прихожей, для масштаба поставив рядом с собой кухонную табуретку.
Вышел я нынешним утром из дому и тут же, во дворе, стал свидетелем совершенно удивительной, чтобы не сказать сюрреалистической, сцены.
Посреди добротного, еще не посеревшего от невзгод сугроба стояла большая открытая коробка с кремовым тортом – совершенно не тронутым, резко и живописно выделявшимся на белом фоне своими розовыми и зелеными розами – ну, вы знаете эти цвета.
Но это не все. Вокруг торта с очень торжественным видом сидели четыре дворняги, сосредоточенно, в гробовом молчании уставившиеся на это рукотворное чудо света.
Молились, что ли? Или что-нибудь праздновали? Свадьбу? День рождения? И откуда там вообще оказался совершенно целый торт?
Все