Амалия и Генералиссимус. Мастер ЧэньЧитать онлайн книгу.
с мамой на рикше: мама, можно мне жить в этой крепости с цветами и листьями? Лучше не надо, моя дорогая…
Но если бы я там когда-нибудь оказалась, и меня уже готовились бы освобождать, то в последние дни я получила бы в руки длинную малярную кисть и несколько ведерок с веселыми красками. Украшать свой бывший приют.
Как все это непохоже на мой родной Пенанг.
Итак, черепашьей скоростью через мост, в еще один – британский центр, в другую часть города, вытянувшуюся между рекой и подножьем Правительственного холма. Слева направо: вокзал – дальше аркады и «нео-сарацинские» колоннады административных зданий – они выходят на неизбежный зеленый паданг, где происходит все, от парадов до крикетных матчей. По другую его сторону – Селангор-клуб и темная черепица маленькой церкви Святой Мэри. И начиная от нее – идущая на север знакомая Бату-роуд, тоже в своем роде центр города, только уже по счету не меньше чем четвертый центр, с заметным индийско-малайским оттенком.
А на разделяющей город реке, там, где она сливается с другой рекой, – мыс, похожий на нос корабля. И на нем низкие колоннады и купола мохамеданского храма среди пальм. Это ведь тоже как бы центр города, только для самой особой его части – для малайцев, улыбчивых сыновей и дочерей этой земли.
И какое странное и грустное у этого храма название: Джамек масджид. Мне все кажется, что где-то тут запрятано французское «жамэ» – «никогда».
Наконец, вот она, Бату-роуд, окрестности «Сайкл энд кэрридж». Доехала, ни разу не упав. А дальше – полчаса рычания мотора, брызжущих струй бежевого песка, подбадривающих криков: «Вот на что он способен» и «Вы это можете».
И звучащий среди сонных домов, заборов и повозок дикий хриплый хохот – тут вспоминаются вороны на моем пляже в Пенанге. Как ни странно, хохот – мой.
По завершении процедуры я с содроганием представила, что мне предстоит путь домой, на Ампанг, по жаре. И решила, что зайду к Магде и Тони, позвоню от них домой и скажу А-Нин, что ужинаю дома, пусть итальянец Чунг приготовит что-то скромное – одно маленькое блюдо из рыбы, другое из овощей, третье из свинины, не более того.
Помню, что в тот день я почему-то везде смотрела на часы. Часы на возвышающейся над падангом и всем городом башне – я буквально видела, как ползет на них стрелка. Часы на моей небольшой золотой «Омеге» на запястье.
И когда я вошла в широко распахнутые двери «Колизеума», то и там первым делом посмотрела на часы, висевшие над стойкой портье, под нависающей над ней галереей, – полдень.
Тут отдаленно грохнула пушка на Блафф-роуд: вот теперь уже точно полдень.
Войдя, я поняла, что сегодня в городе такой день, когда пустынно и прохладно не бывает нигде. Не все плантаторы ушли в Селангор-клуб. Столики в баре были заняты до единого, и новоприбывшие в хаки никоим образом не собирались уступать место подозрительной евразийке, которой они даже не были представлены. Это ведь был их день. (Удивительная шушера собирается теперь в старом добром «Колизеуме»,