Амалия и Генералиссимус. Мастер ЧэньЧитать онлайн книгу.
все раскаляется или превращается в мокрые тряпки под этой железной крышей. Бежать из-под которой было уже поздно и некуда, потому что на паданге было не лучше.
Потом кто-то умный понял, что если не убрать под ближайшее дерево военный оркестр, в полном составе выстроившийся прямо под лучами солнца, то музыки не будет.
Оркестранты бегом бросились обратно, на свое место, когда кто-то в мегафон закричал, что «Мантуя» пересекает сингапурскую гавань.
Шеи вытянулись, пытаясь среди сияющей голубизны рассмотреть белые усы, расходящиеся от носа корабля.
И тут над головами послышалось безобидное сначала тарахтенье – а потом резкий и высокий рев. Понтоны двух гидропланов, подвешенные под их крыльями, чуть не срезали британские флаги с мачт приближавшейся «Мантуи». А потом эти машины сделали разворот, с усиливавшимся воем прошли над шлюпкой, которая шла к пристани, почти сев затем на дышащий жаром цинк крыши. И исчезли в жарком небе. «Воздушный салют» – так назвали эту опасную забаву местные журналисты.
Но тут загремел и артиллерийский салют – двадцать один залп над истомленным падангом, а потом и марш. И под эти звуки высокий, сутулый человек с умным, бесконечно умным лицом пожимал руки и улыбался замученным жарой лицам.
И – что поразительно: все, кто был тогда на этой встрече (я тоже получила приглашение, но в то время была совсем не в том состоянии, чтобы куда-то ехать), говорили в один голос: они не жалели ни о какой жаре, потому что увидели его так близко. Дважды губернатора (у нас – третье его назначение), ученого, автора книг о китайской поэзии и попросту стихов на китайском, легендарного администратора и просто личность такого обаяния, что, однажды встретившись с ним, невозможно его забыть.
Когда на стенах здешних кабинетов появился его фотографический портрет, люди в первые дни не могли прийти в себя. Он поражал не только орденами, эполетами и аксельбантами, а резкими чертами, тонким орлиным носом – и тут чудился шелест рыцарских знамен и лязг кирас времен горбатого короля Ричарда или длинноволосого короля Чарльза. А главное – глаза, о, какие у него глаза!
И вот сейчас я смотрела в эти беспощадно серые глаза среди сеточки мелких морщинок; они, казалось, смеются и плачут одновременно. И мне тоже хотелось смеяться и плакать.
Но, конечно, он шел ко мне не один, их было двое – он и дама с ехидным выражением лица. Никаких орденов и аксельбантов, казалось, оба, в чем-то легком и удобном, только что поднялись на эту веранду с пляжа где-то на Средиземном море, расслабленные и отдохнувшие.
– Добро пожаловать – или, если угодно, приди в Каркозу, о, приди в Каркозу, – произнес знакомый мне уже по подслушанным словам чуть задыхающийся голос. – А кончается этот стих и подавно загадочно: а дальше башни Кара Козы вздымались позади луны. До сих пор пытаюсь это себе представить – позади луны? Сложно, я бы сказал, госпожа де Соза.
– Ах, значит, название – Каркоза – означает всего лишь «дорогой дом»? – с неожиданной для себя легкостью ответила я.
– Резиденцию