Рельсы под луной. Александр БушковЧитать онлайн книгу.
киваю в дальний угол. И ведь сработало: все трое туда машинально покосились. Взмываю я из-за стола, бью ему в грудь: р-раз! Два!
И тут… И тут по комнате как вихрем метнуло, пламя в лампе колыхнулось, едва не погасло, вот как-то этак воздух меж ими и нами поплыл, будто раскаленный…
И их не стало. Ни одного. Вот только что стояли – и нет никого. Только пороховой гарью несет после моих выстрелов. И на улице полная тишина.
Я надо всем этим даже подумать не успел. У меня в голове другое встало: сейчас наши, услышав выстрелы, подхватятся, кинутся сюда, командир прибежит. И застанет он нас с явственным запашком, и две пули в стене – видно отсюда, на потемневшем бревне два свежих попадания белеют. И огребем мы за пьяную стрельбу по самое не балуй…
И кинулся я наружу, мимо бабки, едва ее, болезную, с ног не сшиб. Одно у меня было спасение: стоять на улице с наганом, когда наши набегут. Мол, вышел по нужде, вижу в поле двоих с винтовками, окликнул их, а они драпать к лесу, ну, я пару раз вслед… Кто сказал, что тут совсем не может быть немцев-окруженцев или беглых полицаев? Даже если унюхают запашок, все равно будет совсем другой расклад, чем если бы нас застукали в хате… Ну, принял грамулю. Ну, показалось что-то в поле. Ну, пальнул. Иные так палят и по-трезвому. Выпить-то успел всего ничего, обойдется крепким матом…
Только стою я, стою – а в деревне никаких признаков тревоги. Начинаю понемногу соображать, что ее и не будет. Наган, он не так чтобы уж оглушительно бабахает, стрелял я в хате, не на улице, часовой, надо думать, далеко, а наши спят мертвым сном, а если не спят, а сообразили наподобие нас, внимания не обратят…
Да, а на улице-то никаких коней. Тишина стоит…
И вот когда мне стало окончательно ясно, что нам свезло и тревоги не будет, тут до меня и дошло. Вспомнил, как эти непонятные только что стояли и вдруг исчезли, будто лампочку выключили. И возникла противная такая дрожь в коленках, и в животе мерзко захолодело, и на улице стало как-то страшновато торчать одному в темноте и тишине…
Сунул я наган в кобуру и пошел в хату. Степа как сидел, так и сидит, глаза по чайнику.
– Пахомыч, – говорит он, а язык заплетается. – Это что же? Это как же?
– Молчи, – говорю. – Разлей лучше. Да на стол не лей, полные ж уже ведь!
Беру рюмаху немецкую – и хлобысть! Как вода пошла. Но нервишки вроде подуспокоились. Сел я за стол, достал трофейный портсигар с трофейными же сигаретками, закурил, затянулся…
Бабка сидит тут же, и вид у нее самый равнодушный.
– Бабка, – говорю я. – Это что же за чудеса? Так не бывает.
– Да чего только не бывает, – ответила она преспокойно. – Бывает, сыночек, сам видел… Наезжают иногда… Не лежится, видать… Уж пару раз в год да наведаются…
– Это кто? – спросил я.
– А есаул Караев с казачками, из мамонтовцев. За полем, возле лесочка, их и закопали в девятнадцатом году – где положили. Они уходили, а их пулеметом с тачанки. А через годик стали… похаживать. Раза по два в год обязательно нагрянут, и почему-то только в мою крайнюю