Бездна. Алексей ЕфимовЧитать онлайн книгу.
суки. Сперва жрут водку вместе, а как нажрутся, так друг на дружку кидаются. Он не с ними, а сам. И еще есть Васька, чтоб не скучно было, но Васька не кореш. Иногда вместе пьют водку, когда есть, и треплются, так как сидят рядом, и все. Друг. Когда-то было такое слово, но он забыл это. Друзей нет. Сегодня он друг, а завтра что сделает, и не друг он, а сволочь.
К нему здесь не лезут, знают, что он себя в обиду не даст, пробовали. И братья довешают. Кому-то надо? Нет. Но если в тебя ткнут перышком дальше, у дома, то все. Не свои, так другие. Все хотят жрать и водки. Без водки плохо. Как будто съел соли и все ссохлось. Поэтому и режут за водку. Летом здешние кореша своего били чуть не до смерти, он больше ихнего водки выпил, а ведь сначала были вместе – вот она, мать их, дружба.
У него был с Гошкой случай. Тот не хотел жить по правилам и ко всем лез. Он был борзый, и под конец вообще снесло крышу. Он выхватил прям у него из рук водку и выпил.
Что творит, а?
Сначала он дал Гошке по яйцам. По пузу. По роже. А дальше куда попало бил. Грохнулся Гошка на бок и зубы выплюнул на снег, с кровью. Будешь водку чужую брать, а?
Как сейчас вспомнил, так будто снова там, с Гошкой. Вот ведь.
Гошка ни разу не смог ударить. Он все кругом залил кровью и, пока сваливал, к морде снег прикладывал, с матом. Надо жить по правилам, по-человечьи, а не лезть. Со сломанной рожей подумает. Это всегда так по жизни, когда бьют по морде, думаешь. Гошка пришел через два дня, весь серо-буро-малиновый, но уже не было его места, заняли. И ведь даже не рыпнулся, гад. И его больше не видели здесь.
Как только он сделал Гошку, стали к нему местные лезть как к корешу. Одно они знают – силу. И если ты сильный, тебе лижут жопу, а если слабый, то мочат. Подскочит любая шавка и цапнет, а то и всей стаей кинутся.
Он подошел к своему месту, бросил ящик, сел, вынул из-за пазухи консервную банку для денег, а потом глянул налево, на Ваську. Одноногий спит. Он худой, у него все лицо в каких-то бурых пятнах, глаза тоже красные, уши торчат, одно больше другого и синее, толстое; а нос ему свернули на бок по молодости. Если бы он встал перед зеркалом, то кончился бы сразу со страху. Он здесь дольше всех. Он уже и не помнит, сколько точно. Никого еще не было, все другие были – каких теперь нет, а главным был Ашот на «копейке». Ездил он на ней быстро и стукнулся однажды об столб. Потом пришли братья, выгнали его и вместо него стали. Это уже лет пять как. А то и семь. В куполе у Васьки манная каша.
– Эй! – окликнул он Ваську.
Тот вздрогнул. Сразу полез в свою банку проверить, есть ли там что-то (не было), а потом встал и запрыгал к нему на всех трех. Его правая штанина была подвернута внутрь и подвязана. Поэтому ему дают больше, жалеют. Но не отрубишь себе ногу. Ваське еще больше бы клали, если бы он был не такой страшный: его боятся и не подходят близко – а то вдруг кинется и утащит под землю? На самом-то деле он тихий и просто на рожу не вышел.
Васька встал рядом, вытащил из кармана бычок и спросил:
– Есть водка?
Он это спрашивал каждый раз.
– Нет.
– Болею