Перебиты, поломаны крылья. Владимир КолычевЧитать онлайн книгу.
Мама твоя говорила, что ты работаешь оперуполномоченным в тюрьме.
– Допустим.
– Это как бы сыщик, я правильно понимаю?
– Ну, в общем-то, да. Оперативная часть следственного изолятора осуществляет оперативно-розыскную деятельность. Я понятно говорю?
– Думаю, что да. Поэтому и спрашиваю, может быть, ты мне поможешь?
– Чем?
– Я же говорю – Илья не убивал. Кто-то другой это сделал, может, муж убитой... Окулов его фамилия, имя-отчество – Антон Борисович. Вот бы провести расследование... Я понимаю, это не твое дело, но я бы заплатила тебе. Нет, не как должностному лицу, а как частному детективу. В точности по прейскуранту.
– А этот Окулов – он что, тоже у нас сидит?
– Ну нет, конечно. Он-то дома сейчас. Илья в тюрьме, а он дома...
– Боюсь, что я ничем не могу тебе помочь. Мы работаем исключительно со спецконтингентом, то есть с заключенными. А теми, кто на воле, занимается уголовный розыск управлений внутренних дел.
– Но ты же в школе милиции учился.
– И что?
– Ничего... – стушевалась Нила. – Я понимаю, не твоя специализация, да и времени, наверное, нет...
– Совершенно верно. А Илье я помогу... Извини, тетушка, мне уже пора. Начальство ждет.
Андрей взял деньги в конверте, сим-карту для сотового телефона, выпроводил из машины родственницу и только после этого подъехал к воротам следственного изолятора. Закончилась командировка, началась рутинная работа. И еще Илья, будь он неладен.
Не нравился Андрею этот парень. Не то чтобы скользкий, но явно хитро выточенный. Не сказать, что типичный альфонс, но было в нем что-то от приспособленца-приживальца, а иначе бы он и не женился на богатой тетушке. Да и вообще, как можно всерьез относиться к мужчине, который нигде не учится и не работает?.. И еще убийство на его совести... Но в любом случае следовало разобраться во всей этой истории, и даже не ради тетушки, а из соображений служебного долга. Что ни говори, а Илья теперь – представитель арестантского мира, Андрей обязан был знать, что творится у него на душе...
Илья лежал на нарах и отчаянно чесался. Кожу снаружи он расчесывал до красных язв, больно, но хоть какое-то облегчение. Но еще больше донимал подкожный зуд. Липкий, вонючий дух камеры, давно немытое тело, ощущение безнадеги – все это жутко действовало на нервы, отсюда и внутренняя чесотка. Хотелось вскочить с нар, волчком закружиться по камере, как будто от этого могло наступить облегчение. Но Илья только порывался подняться с нар и всякий раз возвращался обратно. Здесь хоть мерзко, но это, по сути, обжитый им мирок, крохотный, размером в полтора квадратных метра, но свой. А вокруг сдержанно-враждебный мир, по камере бродят люди, с которыми так не хотелось смешиваться. Подвиг Александра Матросова казался ему детской забавой по сравнению с тем, на что приходилось идти ему для того, чтобы справить банальную нужду. Ему казалось, что легче лечь грудью на амбразуру, чем накрыть собой едко-вонючий дючок, да еще на глазах у десятков людей. Жуть...
В плотном и раздражающем гуле голосов он не услышал, как открылась входная дверь, но до слуха донеслась его