Лель, или Блеск и нищета Саввы Великолепного. Леонид БежинЧитать онлайн книгу.
руки, словно для того, чтобы не запачкать вручаемое ему жалованье.
– Будет тебе жалованье. Никого еще не обижал и тебя не обижу. Держи. – Савва Иванович протянул ему рубль. – Это тебе аванс.
Фотинька подышал на него, вытер о шубейку и сунул за щеку, как самую сладкую конфету.
– Спасибо вам от меня большое. – Он высоко поднял над головой руку, показывая, при своем малом росте, как велика его ответная благодарность.
– Покажи, где тут дубовая роща, куда нам идти…
– А вон там… – Фотинька махнул своей обезьяньей лапкой в нужном направлении. – Прямо, прямо, а потом, возле Ведьминой кочерги, свернете.
– Что еще за Ведьмина кочерга?
– Попаленная молнией осина. Вы ее сразу увидите.
На этом он низкими поклонами со всеми распрощался и поволок дальше свою корзину.
Этюд девятый
Истинный Гегель
– Вперед! – Савва Иванович повторил недавний призыв Кукина, придавая ему новый, более соответствующий обстоятельствам смысл, и подмигнул Николаю Семеновичу как своему человеку, готовому поддержать все – даже самые рискованные его начинания.
Однако Елизавета Григорьевна – после всего услышанного о Головине – мужа не особо поддерживала и вместо того, чтобы устремиться вперед, как он призывал, явно предпочла бы повернуть назад. Савва Иванович заметил ее нерешительность и взял жену за руку, посчитав, что этого достаточно, дабы увлечь ее за собой, но Елизавета Григорьевна отняла руку и сказала:
– Савва, не горячись. Остынь. Я боюсь.
– Чего ты боишься?
– Слышишь? – Вдалеке – как раз там, где была дубовая роща, хлопнул выстрел. – У него ружье.
– И что из этого? Подумаешь – ружье. Николай Семенович, что нам какие-то ружья! Мы и не в таких переделках бывали, – воззвал он к Кукину, хотя имел в виду кого-то другого, более подходящего на роль сподвижника по опасным переделкам. – Как мы когда-то в Персии, а? Лихие янычары! Башибузуки!
Кукину не доводилось бывать в Персии, но он из мужской солидарности поддержал Савву Ивановича:
– Да, есть что вспомнить…
– Уж янычары-то… надо бы знать. – Елизавета Григорьевна не упрекнула бы мужа, если бы не грозившая ему опасность.
– А что янычары? Мне в гимназии на истории хорошо спалось. А в Горном корпусе мы сами, как янычары, строем ходили.
– То-то и видно, что ты проспал всю Османскую империю.
– Ах, это! Зато я в математике кое-что соображал.
Хлопнул еще один выстрел, и показался голубоватый ружейный дымок.
– Савва, прошу тебя. Не испытывай судьбу. Эта встреча нам ни к чему!
Испробовав все средства повлиять на жену, он сдался.
– Ну хорошо. Оставайся здесь, а мы скоро…
– Я одна не останусь. Это жестоко – меня здесь оставлять.
– Всего пятнадцать минут. Можешь взять мои часы и заметить время… – Он достал из кармана и протянул ей часы на серебряной цепочке, но Елизавета Григорьевна отпрянула и завела за спину руки.
– Умоляю.