Гарики из Атлантиды. Пожилые записки (сборник). Игорь ГуберманЧитать онлайн книгу.

      У разума, печального провидца,

      характер на решения скупой,

      история поэтому творится

      убийцами, святыми и толпой.

      Где нет огня, где нет игры,

      фонтана жизни нет,

      линяют сочные пиры

      в докучливый обед.

      Один критерий нам по силам,

      чтоб мерить гения заслугу:

      на сколько лет затормозил он

      свою научную округу.

      Есть в природе гармония вещая,

      от нее наши вкусы и нормы,

      отчего содержание женщины —

      это прежде всего ее формы.

      Когда внутри бесплодно пусто,

      душа становится присоской,

      и жадно гложется искусство,

      не проницая хлади плоской.

      Я три услады в жизни знал,

      предавшись трем любовям:

      перу я с бабой изменял,

      а с выпивкой – обоим.

      Мне выпал путь простей простого —

      не жрец, не тенор, не герой,

      зато в пирах гурманов слова

      бывал я поваром порой.

      Труднее всего сохранить

      в толкучке, текучей, как дым,

      искусство и мужество быть

      всего лишь собою самим.

      В литературе гладь и тишь

      и пир казенных потаскушек,

      порой гора рождает мышь,

      но по мышу палят из пушек.

      Туманны наши мысли, и напрасно

      старание постичь их суть и связь,

      а те, кто мог бы выразить их ясно, —

      безмолвствуют, народом притворясь.

      Покинь резец и кисть, легко треножник

      оставь, когда в округе зреет пир,

      но помни меру выпивки, художник,

      похмельных наших мук не стоит мир.

      Едва лишь, еще незаметна,

      зари образуется завязь,

      орут петухи беззаветно,

      ускорить рассвет напрягаясь.

      Все музы ныне, хлеба ради,

      торгуют краской для ресниц,

      а Клио – прямо вышла в бляди,

      хотя не прямо из девиц.

      Те мерзости, что нас отягощают,

      не выместишь на неграх или греках —

      спасибо, что евреи воплощают

      все то, что нам немило в человеках.

      Всякий шум и всякий ропот,

      недовольства всплеск любой

      излечим, как учит опыт,

      страхом, пивом и халвой.

      Дойти до истины немыслимо,

      пока не очень тянет к ней,

      а миф изящнее, чем истина,

      гораздо выше и стройней.

      Кого томит ума пытливость,

      кого трезвон монет смущает,

      кого тревожит ног потливость —

      и столь же душу поглощает.

      Старея на пути сквозь бытие,

      мы свойство не утрачиваем детское:

      судьба дарует каждому свое,

      а нравится и хочется – соседское.

      Во тьме тревог и унижений

      в