Гарики из Атлантиды. Пожилые записки (сборник). Игорь ГуберманЧитать онлайн книгу.

      Когда мы ищем, вожделея,

      сигналы, знаки и огни,

      то чем знамения темнее,

      тем впечатляющей они.

      Старики сидят, судача,

      как мельчают поколения,

      и от них течет, прозрачен,

      запах мудрости и тления.

      Если с прочим трудящимся воинством

      нас поглотят конторские пасти,

      я стерплю эту долю с достоинством,

      ибо служба – не срам, а несчастье.

      Я тяготел к проблемам общим,

      искал вселенские узлы,

      а познавал – зато на ощупь —

      конкретных частностей углы.

      Жизнь становится дивной игрой

      сразу после того, как поймешь,

      что ничем и ни в чем не герой

      и что выигрыш – в том, что живешь.

      Красоте не дано отнимать,

      а уродство – конец и разруха:

      жизнь дарует красавица мать,

      а уносит – косая старуха.

      Живу я, как однажды обнаружил

      по горестному чувству неуюта, —

      чужой и неприкаянно ненужный,

      как памятник забытому кому-то.

      Певцов коронует могила:

      Россия их душит и губит,

      и чем их быстрее убила,

      тем больше впоследствии любит.

      Мы все общенья с Богом жаждем,

      как жаждут грешник и монах,

      а личный бог живет при каждом —

      в душе, талантах и штанах.

      Друзья дымят, и стол вином запятнан,

      и длится спор, застигнутый рассветом,

      нужны года, чтоб зрением обратным

      увидеть, сколько счастья было в этом.

      Наш дух и после нас живет в природе —

      так в памяти былое угасает,

      но слово, дуновение, мелодия —

      и все из ниоткуда воскресает.

      Все в этой жизни так устроено,

      что есть всему свои весы,

      но хоть и каждый прав по-своему —

      а сукин сын есть сукин сын.

      Когда со всех сторон приходит лихо

      и свет уже растаял вдалеке,

      единственный в безвыходности выход —

      собрать себя и выжить в тупике.

      У духа, как у плоти, есть позывы,

      но плотские – крепчают, разъярясь,

      а духа просьбы тонки и пугливы

      и гаснут, незаметно испарясь.

      Носить одежду – лицемерие,

      поскольку ясно что под ней,

      но в этом скрыто суеверие,

      что станет скрытое видней.

      Не столько душная держава

      питомца гонит нелюбимого,

      сколь жажда жизненного жанра,

      в России не осуществимого.

      Под радио немолчный голос волчий

      в колеблющийся смутный день осенний

      становится осознанней и громче

      предчувствие глубоких потрясений.

      Друзей вокруг осталось мало:

      кому с утра все шло некстати,

      кого средь бела дня сломало,

      кого