. Читать онлайн книгу.

      Нет пока толпы на лобном месте,

      нет еще трезвона с каланчи,

      в дружеском застолье с нами вместе

      завтрашние наши палачи.

      Мы за вождями дружной гущей

      готовы лезть в огонь и воду,

      властям опасен лишь непьющий,

      но он враждебен и народу.

      Мы все учились понемногу,

      сменив учебники не раз,

      и неспособность к диалогу

      апломбом зубы скалит в нас.

      Клеймя то подлецов, то палачей,

      мы нежимся, заочный суд устроив,

      но счастливы – от мерзких мелочей

      в характерах талантов и героев.

      Приходят, проходят, стираются годы,

      слетает, желтея, исписанный лист,

      прозрачен и призрачен воздух свободы,

      тюремный – удушлив, тяжел и нечист.

      С утра в себе огонь мы легче тушим

      и многие слова берем назад,

      но утренняя трезвость нашим душам

      вреднее, чем полуночный азарт.

      Жена – в тоску, в запой – шалава,

      а сам усоп – и был таков,

      и над могилой веет слава —

      коктейль восторгов и плевков.

      Наш век иных тем удивительней,

      что обеляет много тщательней

      святых лжецов, святых растлителей,

      святых убийц-доброжелателей.

      Я вновь ушел в себя. С раскрытым ртом

      торчу, забыв о мире, что вовне:

      пространство между Богом и скотом

      свободно помещается во мне.

      В себе я много раз их узнавал —

      те чувства, что вскипают вереницей,

      когда вступает в жизнь провинциал

      в надменной и насмешливой столице.

      Ничуть не думая о смерти,

      летишь, чирикая с утра,

      а где-то случай крутит вертел

      и рубит ветки для костра.

      Заботы будней повседневны,

      мы ими по уши загружены,

      и где-то спящие царевны

      без нас окажутся разбужены.

      Я в литературе жил цыганом:

      жульничал, бродяжничал и крал,

      ставки назначал с пустым карманом

      и надрывно клялся, если врал.

      Нет, я не жалею, как я прожил

      годы искушений и подъема,

      жаль, что население умножил

      меньше, чем какой-нибудь Ерема.

      Пользуясь остатком дарований,

      вычеркнув удачи и успехи,

      я кую из разочарований

      плотные душевные доспехи.

      Славы нет – наплевать, не беда,

      и лишь изредка горестно мне,

      что нигде, никогда, никуда

      я не въеду на белом коне.

      Живу я много лет возле огня,

      друзья и обжигались, и горели,

      фортуна бережет пока меня

      для ведомой лишь ей неясной цели.

      Ах, девицы, еврейскими шутками

      не прельщайтесь, идя вдоль аллеи,

      у евреев наследственность жуткая:

      даже