Сказания о руде ирбинской. Надежда КравченкоЧитать онлайн книгу.
стребуем с него твой горшок. Поди-ка закрутился старик да запамятовал.
Хлопнула дверь, и на пороге возник озябший Пипел. Увидел Константина, суетливо скинул широкополую нагольную шубейку, спешно достал из-под лавки посудину, сунул в руки чалдону. Виновато залопотал, тыча под нос мужику бурый замшевый мешочек:
– Не серчай, Коста, тока-тока табак высмолил. На-ка, спробуй!
Мужики взяли курево по щепотке, понюхали. Махорка душисто припахивала чабрецом и смородиновым листом. Илья расхвалил табак, а Константин, припомнив простодушному инородцу уговор, отгрёб из щедро распахнутого мешочка в бумажный кулёк четверть запашистого зелья. Илья довольно потёр ладони:
– Ну, теперяча самое время за мировую по кружечке драбалызнуть. У моей Марфы дрожжоночка знатная приспела.
Он мигнул жене, и расторопная Марфа кинулась накрывать стол.
Константин же торжествующе вытащил из кармана бутылку и хлопнул донышком об стол: «Знай наших!» Сосед расцвёл в счастливой улыбке:
– Из мангазеи? Казёнка? Под такую радость не грех холодца из «рожи» отведать, а Марфа?
И Марфа расстаралась. На гладко струганных досках столешницы в чашках замлели, исходя солёной слезой, белогубые грузди, зазеленели бочковые огурчики. Хрусткая капуста, присыпаная резаным лучком и мочёной брусникой, заманчиво лежала белоснежной горкой. Рубленые стебли черемши, впрок заготовленные летом, источали острый чесночный запах. Ломтики сальца зарозовели рядом с рассыпчатой картошкой. А венчал это изобилие крестьянский деликатес, подаваемый только по большим праздникам да на свадьбы – изготовленный загодя «почётный» холодец из коровьей кожи. Поставила хозяйка и кувшинчик ягодной браги.
Илья спешно перекрестил рот и пробормотал краткую молитву. Константин клал медленные размашистые кресты и внагиб кланялся иконам. Пипел, не сводя загоревшихся глазёнок с запотевшей бутылки, беспорядочно, наобум совал сухие персты в худосочные плечики и пупок. Сели за стол. Марфе, как бабе, и Пипелу, по-стариковски, налили по крошечному лафитничку[102]. Илья наскоро махнул рюмку и начал метать в рот грибы и картошку. Константин медленно цедил водку и вяло ковырял ложкой холодец. Сразу же сомлевший инородец пьяненько жмурился и льстил гостеприимному хозяину:
– Хорош аппетит, Илья Василич. Хорош хозяин. Моя совсем старый, юрта нет, скота нет, совсем хомай. А баба и сын сдох. Некуда Пипелу идти, кусать нечево. Совсем допрый хозяин, не дал моя сдохнуть. Спасиба говорка.
– Аппетит – не жёвано летит. Глянь-ка, какой жор на меня нынче напал, – бодро ответил тот и легонько подтолкнул локтём обмягшего пастуха: – Э-э, совсем ты скапустился, Пипел. Накось, клюкни ещё лафитничек да ступай-ка спать. Марфа, – распорядился он, – сведи старика и уложи в пристройку.
– А ты что, Константин, нынче такой смурной? Ничево не ешь. Угощенье не по ндраву? – обеспокоился хлебосольный сосед. – Марфа, подсыпь нам ишо картохи.
Константин сокрушённо махнул рукой, встал и вынул из шубного кармана вторую заветную бутылку. Набулькал
Лафитничек – очень маленькая рюмочка.