Лель, или Блеск и нищета Саввы Великолепного. Леонид БежинЧитать онлайн книгу.
и срамота.
– Возродим! – Савва Иванович не вдавался в подробности, что и как он собирался возрождать, но в успехе возрождения заранее был уверен.
– Дай-то Бог, дай-то Бог. Вы тут погуляйте по округе, осмотритесь, а я к вам еще выйду. Только Головина остерегайтесь, – счел нужным предупредить Ефим Максимович.
– Это что за Головин? – спросил Кукин, оглядывая в бинокль окрестности, словно из-за первого же куста мог показаться он, Головин, во всей его ужасающей красе.
Бывший управляющий хоть и без бинокля и каких-либо увеличительных стекол, но мигом разглядел в Головине самое главное.
– Есть тут один шалый и бесшабашный. Из мужиков поднялся – гордость из него так и прет. Рощу свою сторожит. Страх на всех наводит. Ружьем пугает. Народ его стороной обходит.
– А власть? – спросил Савва Иванович, освободив из плена ручей, заворковавший на свободе.
– А что власть? Кто ей платит, тому она и мать родная. Тому же, кто не платит, – не приведи Господь: хуже злой мачехи.
Этюд седьмой
Карлик Фотинька
Ефим Максимович скрылся в доме, а гости отправились осматривать окрестности: Савва Иванович впереди как вожатый – прокладывал дорогу по весенней распутице, Кукин со своим биноклем семенил следом за ним, а Елизавета Григорьевна, слегка замешкалась и поотстала, озабоченно приподнимая подол платья и выбирая сухие места, куда ступить, чтобы не промочить ноги. В лесу же отставать нельзя: мигом ухватит леший или лесная шишига. Вот она и почувствовала, что кто-то взял ее за руку маленькой, цепкой ручкой, похожей на обезьянью лапку.
От страха дыхание в ней замерло и сердце остановилось. Даже перекреститься рука не поднялась. Хотела позвать мужа, но в горле встал ком, мигом пересохло и голос пропал. Испуганно отдернула руку, боязливо глянула через плечо вниз, а там – карлик. Ростом с аршин, головка не больше репы, и все на нем маленькое, по особой мерке сшитое – и сапожки, и шубейка, и шапка.
Но корзинка в руках преогромная, чуть ли не волоком приходится тащить.
В целом же ни дать ни взять – мальчонка деревенский. Но лицо – стариковское, все в морщинах.
– Господи! Ты кто? Откуда взялся?
Тот по-солдатски выпрямился, руки по швам – герой, только медали на груди не хватает. Доложился, как в строю, перед высшим командованием:
– Фотинька я. Здешний недоросток. С виду мальчонка, по годам же старичок.
– А отец твой кто?
Тот промолчал, будто не расслышал.
– Кто отец, спрашиваю? – Елизавета Григорьевна наклонилась к нему, как учительница к ученику, добиваясь от него ответа.
– Нету отца. Помер.
– Ну а кто он? Кто? Из деревенских?
Фотинька смерил ее глазами, насколько она заслуживает доверия, чтобы ей ответить и не соврать. И, хотя не очень хотелось отвечать, все же сказал:
– Бывший колдун. Порчу на всех насылал. Вот Бог и наказал его тем, что двоих детей прибрал, а мне, третьему, росту убавил.
– Ты мне