Месье Террор, мадам Гильотина. Мария Шенбрунн-АморЧитать онлайн книгу.

      МАЛО К ЧЕМУ человек привязывается так, как к вкусу родного, привычного с детства хлеба. Запеченная хрусткая корочка ситного, нежные коврижки с воздушной мякотью, искусно украшенный свадебный каравай, сдобные пироги, пшеничные сайки, ржаной квасной кирпичик, плотный и тяжелый, – по всему этому Александр тосковал больше, чем по прочим домашним разносолам. Но с хлебом в Париже беда. Белые багеты печь запретили, а ячменно-ржаной «хлеб равенства», по шесть су за фунт, перво-наперво полагался тем, у кого имелись талоны от своей секции. Прочие равные граждане отстаивали длиннющие очереди. Маяться в них приходилось и Александру, потому что держать слугу Воронины не решались: привезенный с собой русскоязычный человек сразу возбудил бы подозрения, а местный запросто донес бы на странных хозяев. Александр пытался договориться с Жанеттой, кухаркой соседок, чтобы брала заодно и четырехфунтовый каравай для Ворне, но в одни руки лишней буханки не выдавали. Предметом спекуляции могла оказаться даже эта страшная, черная и липкая смесь всевозможных злаков, этот «секционный» хлеб, который дома собакам бы постыдились кидать. Так что три раза в неделю Александр вставал до рассвета, брел к ближайшей пекарне, расположенной на задворках ратуши у церкви Сен-Жан-ан-Грев, и маялся там часами, держась за веревку, определяющую, кто за кем. Впрочем, в парижских хвостах нашлись и маленькие развлечения: в них горожане отводили душу, поскольку любые другие сборища были запрещены. Старорежимные жаловались, санкюлотки винили спекулянтов и врагов нации, патриоты шутили – и все обменивались новостями. В очередях по большей части стояли женщины, а они всегда и везде хорошо относились к Воронину: те, кто помоложе, флиртовали с пригожим светловолосым шутником, а пожилые опекали худого и учтивого молодого человека.

      Но сегодня ставни хлебной лавки Нодье оказались захлопнутыми. На мостовой сплетничали две кумушки, обе уставились на Александра.

      – Привет и братство! – весело приветствовал он теток галантным полупоклоном. – Откроют ли лавку, добрые патриотки?

      – Некому открывать. Булочника сегодня казнили, – настороженно ответила одна из них.

      Александр опешил:

      – Как это? Почему?

      Женщина переложила корзину из руки в руку:

      – Может, продавал из-под полы дороже максимума. Или утаивал.

      – Пекарь – нынче опасное ремесло, – поддакнула вторая. – Если полки пусты, то кто виноват?

      Булочник Нодье был круглый, веселый и приветливый, вечно обсыпанный мукой и пахнущий теплой выпечкой. Он стоял на раздаче счастья, пусть даже это счастье было с трухой и жмыхом. Перебрасывался шутками с покупателями, спешил обслужить всех как можно быстрее. Ему помогали сын-подросток, две дочки и жена, все такие же белобрысые и сдобные, как он сам. Но кто-то нажаловался, и этого оказалось достаточно.

      – И что же теперь? – глупо спросил Александр.

      – На рынке перед ратушей тоже есть